Хотел написать на эту тему и посмотрел по интернету. В общем понял что опоздал
"ГЛАВА 3. ЦЕННОСТЬ НЕВРОЗА
В предыдущей главе я выяснил, что невроз обладает по меньшей мере одним важным достоинством, которое заключается в его т.н. “пограничности”, то есть открытости универсальным человеческим проблемам, таким как неопределенность и небезопасность человеческой жизни, с одной стороны, и вопрос о смысле жизни – с другой. В настоящей, заключительной главе я попытаюсь показать, что ценность невроза не ограничивается тем, что было указано выше.
Разумеется, и в заключительной главе в первую очередь я рассмотрю взгляд на проблему ^ Зигмунда Фрейда. Последний обнаружил, что Я может быть заинтересовано в возникновении и последующем существовании невроза, что благодаря отступлению в невроз Я может получить определенную внутреннюю выгоду от болезни. По словам Фрейда, бывают случаи, когда даже врач должен признать, что “...разрешение конфликта в форме невроза представляет собой самое безобидное и социально допустимое решение” [13, стр.171],
и даже врач должен встать на сторону болезни, с которой он ведет борьбу, потому что “ему не пристало играть лишь роль фанатика здоровья вопреки всем жизненным ситуациям, он знает, что в мире есть не только невротическое бедствие, и реальное нескончаемое страдание, что необходимость может потребовать от человека пожертвовать своим здоровьем, и он знает, что такой жертвой одного человека часто сдерживается бесконечное несчастье многих других” [там же].
Фрейд даже говорит о “бегстве в болезнь” [там же; курсив – Э. Ф.], происходящем у невротика перед лицом конфликта, отмечая вместе с тем, что “...в некоторых случаях это бегство вполне оправданно” [там же]. Таким образом, ценность невроза, с точки зрения Фрейда, заключается в том, что в нашем жестоком мире он может представлять собой своего рода спасение, позволяя вести сносное существование и даже, как я указал в предыдущей главе, получать некоторое удовлетворение от него.
Поскольку большинство из рассматриваемых в моей работе авторов не уделяли особого внимания рассмотрению ценности невроза как таковой, ограничиваясь лишь небольшими, отрывочными указаниями на нее, то ниже я приведу ряд цитат из их работ с целью подтвердить свою точку зрения на ценность невроза.
По мнению ^ Карла Юнга, мы больше не можем понимать заболевание как нечто обособленное. В качестве примера он приводит современную медицину, которая, на его взгляд, понимает заболевание как систему, состоящую из вредоносных и целебных факторов. Точно так же дело обстоит и с неврозом: “Это попытка саморегулирующейся психической системы восстановить баланс, это ничем не отличается от функции снов, только куда сильнее и действеннее” [24, стр.176]. Вообще Юнг, по его собственным словам, довольно оптимистичен по отношению к неврозу, рассматривая последний как попытку самолечения, благодаря чему он даже полагает, что “во многих случаях нам следует сказать: “Слава богу, он смог компенсироваться, став невротиком” [там же, стр.175].
^ Абрахам Маслоу и вовсе не хочет рассматривать невроз как поддающееся описанию патологическое состояние или болезнь, считая подобный подход однобоким. Он предлагает взглянуть на невроз диалектически и увидеть в нем “...своеобразное движение человека вперед, к здоровью, к раскрытию и реализации своего человеческого потенциала, движение неуклюжее, слабое и робкое, порожденное не мужеством, но страхом, – словом, мы предлагаем увидеть не только текущее состояние больного, но и заглянуть в его будущее” [2, стр. 38].
^ Виктор Франкл, исследуя невротиков, страдающих от гипертрофированного страха перед возможными нарушениями психики, обнаружил, что их страх совершенно напрасен, поскольку “...именно неврозы страхуют их от психозов, делают их невосприимчивыми к психозам, так что они могут быть совершенно уверенными в том, что у них никогда не появятся вследствие этого какие-либо нарушения психики” [11, стр. 192-193].
^ Эрих Фромм, делающий акцент на раскрытии и развитии человеком своего потенциала, ставит невротика выше, чем “нормального” человека, поскольку первый более здоров в смысле человеческих ценностей. Вообще, по его мнению, невротик может быть охарактеризован как “...человек, который не сдался в борьбе за собственную личность” [20, стр. 173]. И хотя, разумеется, попытка невротика спасти свою индивидуальность была безуспешной, поскольку вместо творческого выражения своей личности он нашел выход в невротических симптомах или в уходе а мир фантазий, но, с точки зрения все тех же человеческих ценностей, такой человек менее искалечен, чем тот “норальный”, который вообще утратил свою индивидуальность.
Наиболее значительным вкладом в исследование ценности невроза мне представляется позиция ^ Ролло Мэя. Прежде всего наиболее важным мне кажется отмечаемое им сходство между художником и невротиком в том смысле, что оба говорят от имени своего общества, из его подсознательных и бессознательных глубин. При этом, правда, по его словам, если художник занимает позитивную позицию, рассказывая о своих ощущениях своим собратьям, то невротик занимает негативную позицию, поскольку ощущая те же глубоко скрытые смыслы и те же противоречия своей цивилизации, он не способен выразить свои ощущения в образах, понятных ему самому и его собратьям. Говоря иными словами, “как искусство, так и невроз, обладают пророческой функцией” [3, стр.16; курсив – Р.М.].
По мнению Мэя, как невротик, так и художник указывают нам на болезнь, которая по прошествии определенного времени поразит ту или иную часть общества. Так, он отмечает: “Невротик испытывает то же самое смятение, возникающее из его ощущения нигилизма, отчуждения и так далее, но он не способен придать ему смысл; он оказывается между двух огней – между неспособностью превратить свое смятение в произведение искусства и неспособностью пресечь это смятение” [таам же, стр. 19]. Это дает ему основание, вслед за Отто Ранком, назвать невротика “несостоявшимся художником” [там же], то есть, художником, который не может трансформировать раздирающие его противоречия в искусство.
В подтверждение своих слов о пророческой функции невроза Мэй приводит четыре примера того, как невротик, раздираемый своими конфликтами и страстями, предсказывал явления, которые впоследствии захлестнули все общество. Первый пример – сексуальные проблемы, которые Фрейд обнаружил задолго до Первой мировой войны, но которые вырвались на поверхность в очень острой форме в отдельных странах уже после Второй мировой войны (по этому поводу американский мыслитель иронично замечает: “Даже человек с самым развитым воображением не может сказать, что “причиной” этого был Фрейд” [там же, стр. 20].
Просто он, используя полученную от пациентов информацию, изучил глубинные социальные конфликты, которые “нормальные” люди до поры до времени в себе подавляли). Второй, хотя и не очень яркий пример – рост агрессивности, отмеченный у пациентов в начале 30-х годов, но проявившийся как сознательный феномен в обществе лишь десятилетие спустя. Следующий пример – рассматривавшаяся мною ранее проблема тревоги; по словам Мэя, понадобилось десятилетие, если не больше, чтобы была признана концепция “нормальной тревоги” [там же; курсив – Р.М.], то есть, все люди, как “нармальные”, так и невротики, осознали, что живут в “тревожное время” [там же, стр.21]. Наконец, последний пример – проблема идентичности, исследованная раньше всех, наверное, Эрихом Эриксоном в работе “Детство и общество”, которая, спустя так же лет десять, была, по словам Мэя, на устах каждого думающего человека.
Не менее ценным мне представляется взгляд американского мыслителя, согласно которому шизоидное состояние может быть конструктивным способом разрешения глубинных проблем, где под шизоидностью понимается “...неспособность чувствовать; боязнь близости; отчуждение” [там же, стр. 10; курсив – Р.М.], то есть, типичные невротические (а скорее даже присущие и “нормальному” человеку) черты. Мэй полагает, что апатию можно использовать как средство защиты от ужасного сверхстимулирования – “...от хлещущего из радио- и телепремников потока слов и шумов, от конвейерных потребностей коллективизированной промышленности и гигантских, напоминающих фабрики, университетов с неимоверным количеством факультетов, курсов и т.п.” [там же, стр.28].
Но шизоидная позиция, по его мнению, не только является необходимостью, но ее можно и нужно использовать к своей выгоде. В этой связи американский мыслитель говорит о “конструктивной шизоидной личности” [там же, стр 29], которая сопротивляется духовной пустоте надвигающейся технологии и не позволяет ей опустошить себя, которая “живет и работает с машинами, сама машиной не становясь” [там же], благодаря тому, что сохраняет свой внутренний мир, который наш перенасыщенный стимулами век обычно разрушает.
Таким образом, ценность невроза заключается в том, что:
•
он представляет собой своеобразное самолечение, движение к здоровью, защиту от психозов и в то же время борьбу человека за собственную личность;
•
выполняет пророческую функцию;
•
представляет своего рода убежище от невыносимой реальности, позволяя сохранить свой собственный внутренний мир и оставаться в некоторой степени независимым от последней.
ЗАКЛЮЧЕНИЕ
В заключении я попробую выяснить, что удалось и не удалось мне сделать в настоящей работе.
Надеюсь, в данном исследовании вполне удалось достичь поставленной цели: рассмотреть невроз как “ненормальность, пограничную с человечностью”. Первый компонент – “ненормальность” – я рассмотрел, используя в некотором роде метод от противного, то есть, исследовал ее противоположность, “нормальность” как возможный критерий душевного здоровья, и пришел к выводу, что “нормальность” никак не может быть таким показателем; более того, я выяснил, что само общество может быть больным, а потому приспособление к нему не только не желательно, но даже вредно и опасно.
Что касается второй составляющей – “пограничности”, то я даже определил невроз в соответствии с этим как “пограничное состояние” или “пограничную ситуацию”, имея в виду, что, с одной стороны, его неотъемлемым атрибутом выступает тревога, которая как свидетельствует об одиночестве и отчужденности невротика, так и является необходимым и даже желательным показателем принципиальной неопределенности и небезопасности человеческой жизни, а с другой – для невротика характерно в большей или меньшей степени осознание бесплодности и бесцельности собственной жизни, что объясняется как его оторванностью от общества (что, может, даже и к лучшему), так и обнаружением возможности существования в жизни потенциала, который следует раскрыть, и смысла, который следует найти.
Что касается “человечности”, то помимо указанного, она раскрывается в неврозе через то, что мы обозначили в последней главе как “ценность невроза”, то есть, что он представляет собой своего рода самолечение, обладает пророческой функцией и оказывается средством защиты от нашего ужасного мира (при этом “человечность” понимается мной двояко: 1)как универсальность, то есть принадлежность каждому человеку; 2) как то, что собственно делает человека человеком, составляет его суть).
В то же время, рассматривая невроз в его связи с универсальными человеческими проблемами, я оставил вне своего исследования такие небезынтересные темы, как стремление к власти, агрессия, внутренние конфликты, гармония с самим собой и окружающим миром, интеграция души и тела и т.п. Возможно, это станет предметом более широкого исследования невроза в указанном смысле.
Наконец, небезынтересным мне кажется сравнение изложенных здесь психоаналитических концепций с собственно философскими. Скажем, концепция уникальности и неповторимости человеческого бытия Виктора Франкла мне представляется довольно близкой к взгляду Бахтина, изложенному в его работе “К философии поступка”. Точно так же мы могли бы рассмотреть и некоторые идеи Хайдеггера, Сартра, Ницше и многих других западных, восточных и отечественных мыслителей, не связанных напрямую с психоанализом. Надеюсь, что исследование в указанном направлении мне еще предстоит..."
Полностью статья здесь:
http://ru.znatock.com/docs/index-84392.htmlВСД это неудачная адаптация.
